На похоронах моей бабушки я увидела, как моя мать незаметно положила сумку в гроб. Движимый любопытством, я осторожно извлек его… и то, что я там обнаружил, лишило меня дара речи.

⸻

На похоронах моей бабушки я случайно заметила, как мама незаметно положила в гроб странную свёртку. Что-то в этом движении показалось мне неестественным, почти… театральным. Позже, оставшись одна, я не удержалась — осторожно достала свёрток. Я не знала, что это станет началом цепи событий, которые навсегда изменят мою жизнь.

Говорят, горе приходит волнами, но для меня оно пришло, как лестница без ступеней в полной темноте. С каждым шагом я падала глубже в бездну.

Бабушка Екатерина была не просто родственницей — она была моей опорой, моей тихой гаванью в мире хаоса. Никто не обнимал так, как она — её объятия были домом. Её голос умел гасить штормы в моей душе. А теперь всё это осталось только в памяти.

В ритуальном зале царила приглушённая тишина, которую нарушал лишь тихий шёпот скорбящих. На лице бабушки застыла почти счастливая улыбка. Казалось, она спит, и вот-вот откроет глаза, чтобы сказать: «Ты опять плачешь, Эсми? А ну-ка иди ко мне, обниму тебя…»

Я стояла рядом с гробом, не в силах отвести взгляд. Мои пальцы медленно скользили по гладкому дереву, вспоминая последние дни: аромат ванили на её кухне, звонкий смех и её рассказы о «вещах, которые не всем следует знать».

— Эсмеральд, милая, она теперь оберегает тебя, — сказала миссис Андерсон, положив сухую ладонь мне на плечо. Её глаза были красными, но в них теплилось что-то странное — будто она знала больше, чем говорила. — Твоя бабушка часто говорила: «Моя внучка — это моя кровь и моя тайна».

Я вздрогнула. Мне всегда казалось, что они с мамой были не слишком близки. Но сегодня мама выглядела особенно холодной. Ни одной слезинки, ни одного дрожащего вздоха. И вот этот жест с посылкой…

Позже, когда гости разошлись, а работники ритуального зала заканчивали приготовления к захоронению, я вернулась к гробу. Трепетно, будто совершаю преступление, я нащупала тот самый свёрток и быстро спрятала его в сумку.

Глава II. Посылка

Я открыла её уже дома, задвинув шторы и заперев дверь. Свёрток был обёрнут в старую шаль бабушки, пахнущую лавандой и временем. Внутри оказался чёрный кожаный дневник с металлическим замочком и медальон — странный, тяжёлый, покрытый символами, которых я никогда не видела.

Я поднесла медальон к свету. Он казался тёплым, почти живым. На его поверхности мерцали символы — какие-то руны или знаки, похожие на славянскую вязь, но… что-то было в них не так.

Дневник был заперт. Но когда я приложила медальон к замочку — он щёлкнул сам собой.

На первой странице дрожащим почерком было написано:

«Если ты читаешь это, значит, ты — последняя. Защити себя. Не доверяй Виктории. Истина под домом. Только кровь может открыть её.»

Мурашки побежали по коже. Виктория — это моя мать. Что за истина? Что за кровь? Я не понимала, но чувствовала: это не метафора. Это предупреждение.

Я пролистала дневник. Большинство страниц были покрыты странными схемами, именами, датами и… рисунками символов, очень похожих на те, что были на медальоне. На одной странице был нарисован круг с точкой в центре и надпись: «Смоленская ночь. 1963. Первый ритуал».

Бабушка участвовала в… ритуале?

Я вдруг поняла, что не знаю её вовсе.

Глава III. Старый подвал

Я провела остаток ночи, читая дневник. Из обрывков текста стало ясно: бабушка с юности состояла в каком-то закрытом круге женщин, передающим знания через поколение. Но в одном месте — записи прерывались. Последние строки были написаны нервно:

«Я чувствую, что Виктория всё ближе. Она не поняла, что мы храним, и хочет использовать это. Я не могу допустить. Эсмеральд должна знать. Только она способна остановить пробуждение».

На следующее утро я поехала в бабушкин дом. Он стоял пустой, пропитанный запахом старых книг, трав и времени. В прихожей висел портрет молодой Екатерины — её глаза будто следили за мной. Я открыла люк в подвал.

С детства мне запрещали туда спускаться. «Там черновики прошлого,» — говорила она.

Внизу было прохладно. На стенах — старые деревянные полки с банками, мешочками и свечами. В дальнем углу стоял резной круглый стол, на котором лежал точно такой же медальон, как у меня… но треснутый.

Рядом стояла коробка с письмами. Большинство было адресовано бабушке, но одно — на моё имя. Конверт пожелтел от времени. Я открыла его:

«Милая Эсми, если ты читаешь это — ты уже на пути. Ты почувствуешь зов. Он будет сначала тихим — шёпотом трав, отражением в зеркале, сном, который повторяется. Не бойся. Но и не иди одна. Если Виктория узнает, что ты нашла дневник — она попробует остановить тебя. Это не твоя мать, не та, которую ты помнишь. Она слишком рано заглянула в темноту. А темнота посмотрела в ответ.»

Я задрожала.

Сзади скрипнула дверь.

— Ты нашла, да? — прозвучал знакомый голос.

Мама стояла в проёме. Холодная. Без тени улыбки.

— Зачем ты подложила дневник в гроб? — выдохнула я.

— Потому что знала, что ты не сможешь удержаться. Бабка сделала из тебя жрицу, Эсмеральд. Но ты — моя дочь. Ты — сильнее. И теперь ты должна сделать выбор.

— Какой выбор?

— Принять кровь. Или стать ею.

⸻

Продолжение следует…